Перед  правительством,  возглавляемым Столыпиным, стояла задача разрешить три группы противоречий, выявившихся   в ходе первой российской революции, между: 1) либеральным обществом и самодержавной властью царя; 2) непривилеги­рованными «низами» и привилегированной элитой (так на­зываемые крестьянский и рабочий вопросы); 3) общерос­сийским центром и национальными окраинами. Разрешить противоречия предполагалось через коренную модерниза­цию экономики (прежде всего аграрного сектора) и частич­ное реформирование социальных отношений и госаппара­та. Это должно было поставить Россию в один ряд с ин­дустриально развитыми державами мира. В конечном сче­те, успех (или неуспех) социально-экономической модерни­зации с неизбежностью вел к уменьшению или, соответ­ственно, увеличению социальной напряженности в общест­ве.

Для решения всего комплекса задач Столыпиным был избран путь консервативно-либерального реформаторства, осуществляемого совместными усилиями правительства и умеренно-либеральной части общества (представленной право-центристским большинством Ш Государственной думы). За образец принималась общественно-политическая модель бисмарковской Германии. Курс реформ был рас­считан на 10—20 лет.

Важнейшим элементом третьеиюньского политического режима и основным гарантом успешного осуществления намеченных реформ являлась личность Петра Аркадьевича Столыпина. По словам одного из его ближайших помощ­ников — С.Е.Крыжановского — Столыпин «первым сумел найти опору не только в силе власти, но и в мнении стра­ны, увидевшей в нем устроителя жизни и защитника от смуты. В лице его впервые предстал перед обществом вместо привычного типа министра-бюрократа, плывущего по течению в погоне за собственным благополучием, но­вый героический образ вождя, двигающего жизнь и увлекающего ее за собою...» Говоря современным политичес­ким языком, Столыпин явился «харизматическим лиде­ром», сумевшим, благодаря исключительности своих лич­ных качеств, вернуть государственной власти утраченный ею авторитет. По позднейшему признанию правого кадета В.А.Маклакова, Столыпин был единственным, кто «мог спасти конституционную монархию», каковой, несмотря на свой полусамодержавный статус, фактически являлась третьеиюньская Россия.

Однако «харизматические» свойства личности премьер-министра могли быть эффективными лишь до тех пор, пока политика Столыпина пользовалась полной поддерж­кой со стороны настоящего «хозяина земли русской» - Николая П. Данное условие сообщало всей третьеиюньской конструкции потенциальную неустойчивость.

Важным звеном третьеиюньского режима была Госу­дарственная дума. Ее успешное функционирование служи­ло необходимым условием примирения либерально  на­строенного общества с царской властью. Дума интересова­ла либералов прежде всего как неподвластный цензуре (в отличие от газет и журналов) всероссийский центр глас­ности,  позволяющий открыто обсуждать и критиковать любые действия правительства. Законодательный статус Думы был важен как средство давления на царя и его Ми­нистров,  вынужденных считаться с  мненем думского большинства, контролирующего государственный бюджет. Кроме того,  признание Думы законодательным учрежде­нием позволяло говорить об «окончательном!)) становлении России на европейский путь развития, что было принципи­ально важным для большинства представителей образо­ванных классов. Собственно законодательные функции Думы оказывались в этой связи отодвинутыми на второй план, тем более что основным разработчикам реформ на протяжении всей эпохи продолжало оставаться правитель­ство.  Это,  однако,  не умаляло политического значения третьеиюньской Думы. Политический авторитет премьер-министра в значительной степени был связан именно с тем,  что Столыпин смог  найти  общий язык с думской аудиторией,  ожидающей от  правительства проведения последовательной политики реформ.

С самого начала осуществление реформистского курса было осложнено целым рядом обстоятельств. Третьеиюнь-ское законодательство явилось прямым нарушением Мани­феста 17 октября и Основных Законов империи, поскольку было проведено без согласия II Государственной думы. «Только власти, даровавшей первый избирательный за­кон, — гласит Манифест 3 июня 1907 г., — исторической власти русского Царя, довлеет право отменить оный и за­менить его иным». Таким образом, в государственно-пра­вовой фундамент третьеиюньской монархии оказывались заложенными взаимоисключающие положения. Конфликт с радикально настроенной частью общества, требовавшей полноценной конституции, в итоге не устранялся, а лишь переходил в новую фазу.

По новому положению о выборах абсолютное боль­шинство мест в Ш Государственной думе должны были по­лучить представители землевладельческой и городской элиты (49 и 15% соответственно от общего числа выбор­щиков). Число крестьянских выборщиков сокращалось вдвое. Городские избиратели подразделялись на две ку­рии, из которых первой, включавшей сливки домовладель­ческой и торгово-промышленной буржуазии, предоставля­лось почти в полтора раза больше мест в губернском изби­рательном собрании, чем второй. Среди рабочих право го­лоса получали лишь квартиросъемщики. Самостоятельные рабочие курии, обладавшие правом избрания одного обя­зательного депутата, сохранялись только в 6 губерниях. Резко сокращалось представительство национальных окра­ин. В некоторых районах (Польша, Литва) вводились осо­бые курии для русского населения. Общее число депута­тов уменьшалось с 524 до 442.

Цензовый характер третьеиюньской Думы хотя и позво­лял Столыпину использовать ее в умеренно-реформистских и антиреволюционных целях, в то же время лишал ее воз­можности стать полноценным «народным представительст­вом». Без прочной опоры как среди радикальной части об­щественности, так и социальных низов Дума оказывалась бессильной контролировать ситуацию в том случае, если исчезала авторитарная «подпорка» в лице традиционного самодержавия. Недостаточность самостоятельного авторитета Государственной думы объяснялась и отсутствием в российской истории традиции парламентаризма.

Все это ставило и самого Столыпина, и сотрудничаю­щую с ним Думу в жесткую зависимость от императора и группировавшихся вокруг него крайних монархистов, ко­торым, в свою очередь, был абсолютно чужд умеренный либерализм и конституционализм столыпинского курса. Хотя Столыпин не пользовался понятием «конституция» при характеристике третьеиюньской России (этого терми­на не было и в Основных Законах), он полагал, что нару­шения Основных Законов возможны лишь «в минуты по­трясений и опасности для государства». Для традициона­листов же самодержавный царь продолжал оставаться единственным источником законодательствования: «Дума находится под законом, — указывал один из их лиде­ров, — а самодержавная власть над законом». Необходи­мость для Столыпина учитывать мнение крайне правых углубляло разрыв правительства с радикальной оппози­цией, позволяя последней открыто обвинять умеренных, реформаторов в «предательстве интересов народа».

Одним из ведших в тупик всю третьеиюньскую систе­му власти факторов являлся император Николай Романов, постепенно перешедший на позиции антиреформизма и фактически заблокировавший большинство проведенных через Думу либеральных законопроектов (либо непосред­ственно, либо при помощи Государственного Совета, со­став которого на 50%. контролировался лично императо-, ром)., «Все проекты реформ, — писал позднее Милюков, — даже самых умеренных застревали под «пробкой» Госу­дарственного Совета, превратившегося с годами в настоя­щее кладбище благих начинаний Государственной думы».  Говоря о «столыпинском курсе», отметим, что самому Столыпину принадлежала лишь его общая идея: вначале «захватить» впавшую в «анархическо-хаотическое состояние» Россию «в кулак», а затем, «проведя земельную ре­форму, долженствующую уничтожить опаснейшую для России партию социал-революционеров, начать «постепен­но разжимать кулак», т.е. наращивать заложенный в Ма­нифесте'17 октября потенциал гражданского  и политичес­кого либерализма. Многие конкретные элементы как ре­формистской, так и репрессивной составляющей данного  курса были органически восприняты Столыпиным от его предшественников и сотрудников (Витте, В.И.Гурко, Крыжановского, П.Н.Дурново, А.В.Кривошеина и др.) либо яв­лялись результатом воздействия на правительство различ­ного рода политических сил (октябристско-националистического центра Думы, объединений промышленников, пра­вого большинства Государственного Совета, традициона­листов из ближайшего царского окружения, самого импе­ратора).

Основными задачами правительственной политики Столыпин полагал сохранение Россией своей целостности и великодержавного статуса с одновременным превраще­нием ее в «государство правовое».

Помимо создания работоспособной Думы, ключевым моментом преобразований явилась аграрная реформа, на­чало которой положил принятый 9 ноября 1906 г. Указ «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и земле­пользования», ставший (с некоторыми поправками) зако­ном 14 июня 1910 г. Каждый крестьянин получал право выходить из общины и укреплять находящуюся В' его пользовании надельную землю в личную собственность. Кроме того, он мог потребовать сведения всех своих зе­мельных участков к одному месту без переноса (отруб), либо с переносом (хутор) усадьбы. 29 мая 1911 г. был при­нят Закон о землеустройстве, по которому частными собственниками автоматически объявлялись крестьяне тех общин, в которых был произведен комплекс землеустрои­тельных мероприятий.

Важными составляющими аграрной реформы явились политика переселения, деятельность Крестьянского банка, а также агрономическая помощь модернизирующим свое хозяйство крестьянам. Для утоления «земельного голода» были выделены 9 млн. десятин государственных, а также закуплены несколько миллионов десятин частновладель­ческих земель. Учреждался земельный, мелиоративный и переселенческий кредит. Всего за 1906—1913 гг. на нужды крестьянского землеустройства из казны было выделено 1,5 млрд. руб. (на нужды обороны за тот же период — 4,36 млрд. руб.).

Несмотря на очевидные трудности, с которыми столк­нулась аграрная реформа (нехватка средств, агротехничес­кого персонала, схематизм, неумелые действия представителей власти, неонародническое сопротивление реформе со стороны некоторых земств, психологическая неподго­товленность значительной части крестьянства, сложности с переселением за Урал и т.п.), в целом она развивалась успешно. Хотя к началу мировой войны из общины вышло немногим более 25% крестьян, а количество перешедших к хуторам и отрубам крестьянских хозяйств составило при­мерно 10% от их совокупного числа, общий импульс, при­данный аграрному сектору столыпинской реформой, был настолько мощным, что к 1915 г. валовой сбор зерна в России вырос, по сравнению с началом века, в 1,7 раза. Важнейшим следствием реформы явились качественный сдвиг в психологии как крестьян, так и земских и прави­тельственных кругов, а также повсеместный подъем праг­матизма и профессионализма, определивший собой дух третьеиюньской эпохи. Невзирая на объективную болез­ненность процесса крестьянского землеустройства и свя­занный с этим рост социальной напряженности внутри об­щины, в целом, вплоть до Февральской революции россий­ская деревня оставалась политически стабильной.

В тесной связи с аграрными преобразованиями стояли задуманные Столыпиным реформы системы местного са­моуправления, административного управления и суда. Фундаментом государственной пирамиды призвано было стать бессословное волостное земство, ключевой фигурой в котором, по мысли Столыпина, должен был со временем явиться крепкий крестьянин-предприниматель. Компетен­ция органов местного самоуправления расширялась, а от­ношение к ним административных властей предполагалось свести к «надзору за законностью их действий».

Предполагалось упразднить институт земских началь­ников и лишить уездных предводителей дворянства адми­нистративных функций, заменив тех и других назначаемы­ми МВД участковыми комиссарами и начальниками уез­дного управления соответственно. Планировалось созда­ние административного суда, рассматривающего жалобы на должностных лиц.

Жандармская полиция объединялась с общей, причем с жандармов следовало снять обязанности по производству политических дознаний. На место земских начальников и сословного волостного суда становился упраздненный в период контрреформ, избираемый всем населением мест­ности мировой суд. Предусматривалась европеизация уго­ловного процесса: «допущение защиты на предваритель­ном следствии, введение состязательного начала в обряде предания суду, установление институтов условного осуж­дения и условного досрочного освобождения и т.п.»

Рабочий вопрос предполагалось разрешить как посред­ством легализации экономических стачек и профсоюзов, так и при помощи государственного страхования и законо­дательного упорядочения условий труда.

Реформа образования основывалась на идее преем­ственности низшей, средней и высшей школы, при этом брался курс на постепенное введение всеобщего начально­го образования.

Намечалось введение подоходного налога и некоторое усиление налогообложения состоятельных классов.

Особое внимание уделялось восстановлению военного могущества Российской империи, подорванного неудачной войной с Японией.

Составляющей правительственного курса остались ре­прессии против революционно-террористического под­полья. По приговорам судов в 1906—1910 гг. было казнено более 3925 человек. (От революционного террора в 1906—1907 гг. погибло 4126 должностных лиц.)

Наиболее спорной частью столыпинской программы явилась так называемая «политика русского национализ­ма», подвергавшаяся ожесточенной критике как справа, так и слева.. По мысли Столыпина, данная политика должна была предохранить реформируемую Россию от распада.

Прежде всего необходимо было, чтобы все государ­ственные учреждения (в том числе Государственная дума) оставались «русскими по духу», т.е. в абсолютном боль­шинстве состояли из русских людей (которыми, впрочем, принято было считать вообще всех православных россий­ских подданных). Следовало также положить «в основу всех законов о свободе совести начала государства "хрис­тианского, в котором Православная Церковь, как господ­ствующая, пользуется данью особого уважения и особою со стороны государства охраною». Столыпин продолжил начатую в предыдущее царствование политику наступле­ния на конституционные привилегии Финляндии, стремясь максимально унифицировать гражданско-правовое и адми­нистративно-правовое пространство на всей территории империи. Так как намечаемые реформы предполагали раз­витие органов самоуправления на окраинах, следовало, по мысли Столыпина, выделить из состава последних русско-населенные территории. Там, где русское население нахо­дилось в абсолютном, либо относительном (с учетом иму­щественно-цензового фактора) меньшинстве, следовало ис­кусственным путем расширить его представительство в ор­ганах самоуправления.

Левую оппозицию столыпинской национализм не устраивал прежде всего потому, что предусматривал поли­тическое неполноправие инородцев. Крайне правых возму­щали стремление Столыпина расширить, посредством по­литики национализма, географию существования земств, и вытеснить сословную солидарность дворян солидарностью всех «православно-русских», что на деле означало постепен­ный отказ от сословных привилегий.

Подавляющее большинство намеченных Столыпиным реформ (за исключением аграрной и отчасти военной) ос­талось нереализованным. Незначительная их часть была осуществлена после многолетних проволочек, в существен­но сокращенном либо искаженном виде. Оправившийся от испуга революционных лет Николай 2, активно инспири­руемый реакционно настроенными традиционалистами, по сути, саботировал проведение в жизнь столыпинской про­граммы, стремясь де-факто вернуть Россию к неограничен­ному самодержавию. Личность Столыпина, настаивавшего на необходимости продолжения преобразований, стала вы­зывать у царя раздражение, косвенным итогом чего яви­лись два (март 1909 и, март 1911 гг.) министерских кризи­са, с последним из которых обычно связывают окончатель­ное поражение Столыпина как реформатора.

Сотрудничество П.А.Столыпина с Государственной ду­мой осуществлялось в форме, тесного взаимодействия с ли­дерами консервативно-либерального думского большинст­ва, состоявшего из октябристов, умеренно-правых и националистов (последние не без содействия Столыпина объединились в октябре 1909 г. в единую «русскую нацио­нальную фракцию»). Председателем фракции националис­тов являлся П.Н.Балашев. Фракцию октябристов возглавлял Гучков. «Созвездие — Столыпин, Гучков, Балашев — было поясом Ориона. Все, что предлагалось Столыпиным, если с ним были согласны Гучков и Балашев, имело боль­шинство и проходило через Думу», — вспоминал В.В.Шульгин. На начало работы Ш Думы в ее состав вхо­дили 154 октябриста, 71 умеренно-правых и 26 национа­листов. На крайне правом фланге насчитывалось 50 депу­татов, левую оппозицию представляли 28 прогрессистов, 54 кадета, 13 трудовиков и 20 социал-демократов. Поведе­ние думских флангов не было стабильным: по некоторым вопросам они голосовали вместе с центром, по другим за­нимали противоположную позицию.

Вначале центральной в консервативно-либеральном тандеме была фигура Гучкова. Однако по мере того как Николай 2 стал обнаруживать недовольство чрезмерными, с его точки зрения, конституционными притязаниями ок­тябристов, а сами они, вопреки настоянию Столыпина, предприняли весной-летом 1909 г. попытку провести ряд законопроектов совместно с кадетской оппозицией, Столы­пин стал в большей мере ориентироваться на националис­тов. Это, однако, не означало его отказа от сотрудничест­ва с октябристами, которое было серьезно поколеблено лишь весной 1911 г.

Важная роль, которую играла в общественно-полити­ческой жизни третьеиюньской России стабильно функцио­нирующая Государственная дума, способствовала офор­млению партийной системы. Роль политических партий «парламентского» типа значительно возросла. (Характерно, что, с точки зрения традиционалистски настроенной импе­ратрицы Александры Федоровны, основной грех Столыпи­на заключался именно в том, что он встал «на путь этих ужасных политических партий, которые только и мечтают о том, чтобы захватить власть или поставить правительст­во в роль подчиненного их воле».) Зарождение наиболее крупных новых партий (националистов и прогрессистов) происходило в недрах Государственной думы. Даже те ра­дикальные силы (традиционалисты и социалисты), кото­рые являлись принципиальными противниками парламен­таризма, вынуждены были частично интегрироваться в думскую жизнь и учиться играть по новым для себя поли­тическим правилам.

На крайне правом фланге партийной системы находились непримиримые традиционалисты: кн. В.П.Мещеросий (издатель «Гражданина» — еженедельника, регулярно чи­таемого Николаем П), а также А.И.Дубровин и контроли­руемая им часть Союза русского народа (газета «Русское Знамя»). Они подвергали нападкам как самого Столыпина, так и поддерживавших его умеренных консерваторов-цен­тристов. Дубровинцы резко критиковали тех черносотен­цев, которые принимали участие в работе Думы. К числу этих последних относились Н.Е.Марков (2-й председатель Главного Совета Союза русского народа, издатель газеты «Земщина») и лидер Русского народного союза им. Михаи­ла Архангела В.М.Пуришкевич. На словах признавая Ма­нифест 17 октября, умеренные черносотенцы стремились представить дело таким образом, что и после его издания царь сохранил за собой всю полноту неограниченной влас­ти. Они готовы были признать лишь землеустроительную часть крестьянской реформы, отрицая за крестьянами пра­во на освобождение от сословных ограничений и опеки со стороны поместного дворянства.

В 1908—1910 гг. организационно оформилась умеренно-либеральная партия русских националистов — Всероссий­ский национальный союз. Он насчитывал 5—7 тыс. членов. Его лидерами были Балашев, ГШ.Крупенский, гр. В.А.Бобринский, В.В.Шульгин, М.О.Меньшиков. Костяк думской фракции русских националистов составили представители русской землевладельческой и отчасти городской элиты Западного края (Правобережная Украина, часть Белорус­сии, Литва), где успехи экономической модернизации соче­тались с обостренностью национального вопроса и «где, — по выражению левого октябриста С.И.Шидловского, — принадлежность к русской нации сама по себе влекла за собою принадлежность к правым партиям». Отсюда и осо­бенность идеологии и тактики националистов, сочетавших умеренный реформизм с близкой к позиции крайне правых непримиримостью по национально-религиозным вопросам; После того как председателем Совета Министров становится противник националистов В.Н.Коковцоа, а процесс реформ заходит в тупик, происходит упадок Национального союза.

Кризис Союза 17 октября стал развиваться, как только» выяснилось (к весне 1909 г.), что правительство Столыпи­на не в состоянии оплатить политические векселя, которые оно выдавало умеренным конституционалистам. Весной 1911 г. лидер партии Гучков открыто порывает со Столы­пиным и слагает с себя полномочия председателя Государственной думы. В конце 1913 г. происходит раскол дум­ской фракции. Левые октябристы (Шидловский) поддер­живают идею Гучкова о бюджетном давлении на прави­тельство с целью не допустить «полной ликвидации эры реформ». Подавляющее большинство фракции (М.В.Родзянко) сохраняет принципиальную лояльность по отноше­нию к правительству и верность союзу с более правыми фракциями. Несколько правых октябристов образовывают группу беспартийных.

Радикально-либеральная оппозиция была представлена в Думе фракциями кадетов и прогрессистов. Отличитель­ными их признаками было непризнание законности актов 3 июня 1907 г., требование коренной реформы (дебюро­кратизации) Государственного Совета и введения в России института ответственного перед Государственной думой правительства. Большинство левых либералов были про­тивниками насильственных методов подавления револю­ции. Кадетом Ф.И.Родичевым в нашумевшей речи, направ­ленной против смертных приговоров, выносившихся воен­но-полевыми судами, было пущено в обиход выражение «столыпинский галстук». (Правда, Столыпин вызвал его на дуэль, и Родичев вынужден был извиниться.)

Руководство кадетской партией стремилось, с одной стороны, максимально «вписаться» в третьеиюньскую мо­нархию, превратиться, по словам Милюкова, из «оппози­ции Его Величеству» в «оппозицию Его Величества», одна­ко, с другой стороны, оно не желало «отрекаться от «идеа­лов освободительного движения», продолжало поддерживать контакты с лидерами умеренно-социалистических групп. Это, в свою очередь, делало бесполезным все по­пытки кадетов заключить с октябристами продолжитель­ное внутридумское соглашение. Не желая новой, револю­ции в полном объеме, кадеты надеялись использовать в целях давления на правительство и царя революционную активность «демократических масс», для чего пытались со­хранить контроль ЦК партии над думской фракцией,  а также сеть местных организаций. Численность кадетов в этот период — 10—12 тыс. Внутри партии имелось доволь­но сильное правое течение (Маклаков, Струве, А.С.Изгоев и др.), манифестом которого стал сборник «Вехи» (1909), призывавший интеллигенцию к решительному отмежева­нию от революции, отказу от чрезмерно радикальных тре­бований, признанию столыпинской аграрной реформы. Менее влиятельное левое течение (Н.В.Некрасов, А.М.Ко-любакин) выступало за перенос центра тяжести на контак­ты с социалистами. По мере нарастания кризисных явле­ний в обществе происходило общее левение партии каде­тов.

Первый съезд партии прогрессистов состоялся в ноябре 1912 г. В ее организации приняли участие бывшие лидеры партий Мирного обновления (Н.Н.Львов, Е.Н.Трубецкой), умеренно-прогрессивной (П.П.Рябушинский, А.И.Конова­лов), Демократических реформ (М.М.Ковалевский). Идео­логия российского прогрессизма приближалась к правокадетской.

Одним из наиболее ярких ее отличий являлась демон­стративная «буржуазность». Если руководство партии На­родной свободы продолжало скептически относиться к российской буржуазии, как к «политически неразвитой» силе, то прогрессисты полагали, что «талантливые, просве­щенные предприниматели — вот класс людей, который сейчас особенно нужен России». В отличие от октябрис­тов, прогрессисты были убеждены в том, что землевла­дельцы не могут быть «прогрессивными» и что поэтому «между аграриями и промышленниками союза быть не мо­жет». Рост численности фракции прогрессистов в Ш Госу­дарственной думе и успех на выборах в IV Думу были связаны, в первую очередь, с разочарованием значитель­ной части городской буржуазии в умеренной тактике ок­тябристов.

Для всех партий «парламентского типа» в третьеиюньский период были .характерны организационная аморф­ность, финансовая зависимость от богатых жертвователей, малое число местных организаций и активно действующих членов партии, сосредоточение практически всей партий­ной активности в стенах Таврического дворца.

Характерной особенностью деятельности оппозиционных партий в третьеиюньский период являлось участие их членов в масонских организациях. Политические масон­ские ложи стали открываться начиная с 1907 г. и первона­чально были организационно связаны с объединением французских масонов «Великий Восток Франции». Для идеологии масонства были характерны антиабсолютизм, антиклерикализм, стремление к национальному равнопра­вию. В 1912 г. создается масонское объединение «Великий Восток народов России» во главе с избираемым на обще­российских конвентах «Верховным Советом». Данную ор­ганизацию характеризовал значительный радикализм тре­бований (превращение России в федерацию). Многие чле­ны ее являлись республиканцами.

В 1907—1916 гг. политическими масонами являлись бо­лее трехсот видных представителей либералов, социалис­тов, отдельные аристократы, офицеры и генералы и даже члены царской фамилии. В частности масонами были каде­ты Маклаков и Шингарев, октябрист Гучков, близкий к ка­детам Г.Е.Львов, прогрессисты И.Н.Ефремов и А.И.Коно­валов, правые социалисты Е.Д.Кускова и С.Н.Прокопович, меньшевики Н.С.Чхеидзе и М.И.Скобелев, трудовик А.Ф.Керенский (последний в 1916 г. был избран «Генераль­ным секретарем» Верховного Совета). Большевистская партия, за исключением отдельных членов (И.И.Скворцов-Степанов) в масонском движении участия не принимала.

По-видимому, развитие масонства в России было вы­звано известной недоразвитостью, несформированностью политической организации общества. Самостоятельной по­литической роли, насколько позволяют судить источники, российское масонство не играло.

Социалистические партии отнеслись к столыпинской политике негативно, как к навязанному сверху курсу, на­правленному против беднейших слоев населения. Аграр­ная реформа Столыпина именовалось «черносотенной», принятой царизмом с целью «усиления власти и доходов помещика, для подведения нового, более прочного фунда­мента под здание самодержавия».

В первые годы после революции 1905—1907 гг. все со­циалистические партии переживали глубокий кризис. У социал-демократов и эсеров появляется сильное «ликвида­торское» течение,  выступавшее против нелегальной деятельности и стремившееся к определенной интеграции в политическую систему.

Разоблачение руководителя Боевой организации партии эсеров Евно Азефа как платного агента полиции (1908) компрометирует основную тактическую линию социалис­тов-революционеров, ускоряя процесс распадения их на правых (журнал «Почин», — Авксентьев, И.И.Фундаминский), центр (газета «Знамя Труда» — В.В.Лункевич, МА.Натансон) и левых (журнал «Революционная мысль»).

Численность социал-демократов в столицах и провин­ции сокращается в 10—20 раз. В РСДРП оформляются тече­ния меньшевиков-ликвидаторов (П.БАксельрод, Ф.И.Дан, Ю.Ларин, А.И.Потресов), меньшевиков-партийцев (Плеха­нов), большевиков (Ленин), радикалов-отзовистов (А.А.Бог­данов, А.В.Луначарский).

Меньшевики-ликвидаторы (журналы «Возрождение», «Наша Заря») призвали свернуть всю нелегальную дея­тельность РСДРП и выдвигали идею созыва «рабочего съезда» (Аксельрод), который должен был установить «контроль пролетариата» над Государственной думой. Немногочисленная группа меньшевиков-партийцев («Днев­ник социал-демократа») стояла за сохранение нелегальной основы партии.

Большевики предлагали готовить «сознательные массы пролетариата» к новой революции, сочетая имеющиеся легальные возможности с нелегальными формами борьбы. Думу предполагалось использовать не как инструмент для проведения реформ, а как трибуну для «революционной социал-демократической пропаганды и агитации» (Ленин). Отзовисты требовали отзыва «роняющей достоинство и влияние социал-демократии» социал-демократической фракции из Думы.

В августе 1912 г. в Вене был создан так называемый Августовский блок на платформе ликвидаторства. В орга­низационный комитет вошли В.Горев-Гольдман, П.Брон-штейн-Гарви, А.Смирнов, М.Урицкий. В заграничный сек­ретариат ОК входили Аксельрод, Мартов, А.А.Мартынов. На венской конференции Троцкий провозгласил первенство задач выборов в Государственную думу и достижения все­общего избирательного права перед курсом на революцию, призвал к замене республиканского лозунга требованием очередных реформ, снятию лозунга конфискации земель­ной собственности в связи с осуществлением столыпинской реформы и превращению социал-демократии в легальную самоуправляющуюся организацию. Августовский блок был поддержан ликвидаторами Бунда и Социал-демократии Латышского края.

В этот же период усилилась активность большевиков. Приобрела популярность легальная газета «Правда», выхо­дившая с 1912 г. Шестая («Пражская») конференция РСДРП (январь 1912 г.), на которой преобладали больше­вики, отмежевалась от ликвидаторов. На большевиков (6) и меньшевиков (7) разделилась в октябре 1913 г. социал-демократическая фракция Государственной думы.

Реформаторская несостоятельность третьеиюньского режима привела к тому, что наметившаяся в социалисти­ческом лагере тенденция к отказу от революционной так­тики не сумела стать необратимой. Многие из числа быв­ших ликвидаторов в годы войны и Февральской револю­ции оказались на крайне левом социалистическом фланге (Троцкий, Урицкий, Мартов и др.).         

В предвоенные годы активизировалось национальное движение на окраинах. На позициях культурно-нацио­нальной автономии стояли Бунд, Социал-демократия Латышского края, Кавказский областной комитет РСДРП. Дашнакцутюн отстаивал лозунг армянской национальной автономии. За «самостийность» Украины высказался съезд «Украинского студенческого союза» во Львове (1913), объединивший всех украинских сепаратистов. Направлен­ное против административной власти имперского Центра, национал-сепаратистское движение становилось одним из факторов, способствовавших складыванию в России новой революционной ситуации.

Осенью 1910 г., когда стало ясно, что столыпинский план реформ безнадежно буксует, появились первые симп­томы оживления оппозиционной активности. В октябре 1910 г. состоялись похороны председателя I Государствен­ной думы кадета Муромцева, послужившие поводом к на­чалу студенческих волнений. Спустя месяц в связи с похо­ронами Л.Н.Толстого по инициативе студентов и левых партий прошли массовые демонстрации под лозунгом «До­лой смертную казнь», в которых впервые после 1907 г. приняли участие оппозиционно настроенные рабочие. Министр просвещения Л.А.Кассо предпринял ряд репрессивных мер против студенчества, спровоцировавших длительную (до марта 1911 г.) забастовку, итогом которой стала коллектив­ная отставка в знак протеста нескольких десятков профес­соров и приват-доцентов Московского университета во гла­ве с ректором А.А.Мануйловым, в их числе — В.И.Вернад­ский, Н.Д.Зелинский, П.Н.Лебедев, К.А.Тимирязев.

Мощным толчком к дальнейшему росту оппозиционной активности как цензовой части общества, так и пролетари­ата стал расстрел рабочих на Ленских золотых приисках в апреле 1912 г. К лету 1914 г. размах стачечной борьбы превысил уровень 1905 г., а накануне вступления России в первую мировую войну на улицах Петербурга шли воору­женные столкновения рабочих с полицией.

1 сентября 1911 г. в Киеве был смертельно ранен Сто­лыпин. Убийцей оказался Д.Г.Богров, поддерживавший связь одновременно с Департаментом полиции и партией социалистов-революционеров. Новым председателем Сове­та Министров стал министр финансов В.Н.Коковцов, кото­рого царь и царица специально предупредили о недопус­тимости продолжения политики Столыпина, стремившего­ся найти опору своему курсу в среде умеренно-либераль­ной общественности.

После ухода с политической арены Столыпина проис­ходит серия политических скандалов, в основе которых ле­жит служебная нечистоплотность высших должностных лиц, покровительствуемых лично Николаем 2, От уголов­ной ответственности освобождаются те (товарищ министра внутренних дел П.Г.Курлов и др.), кого общество считало причастным к убийству Столыпина. Министерство юсти­ции во главе с И.Г.Щегловитовым инспирирует судебный процесс по обвинению еврея М.Бейлиса в ритуальном употреблении крови «христианского младенца» А.Ющинского. Несмотря на грубое давление со стороны судебных чиновников и прокуратуры, присяжные заседатели при­знают Бейлиса невиновным. С критикой деятельности су­дебного ведомства выступает даже часть русских национа­листов (Шульгин). Военный министр В.А.Сухомлинов от­крыто нарушает закон и злоупотребляет служебным поло­жением, пытаясь добиться от мужа своей возлюбленной согласия на развод. Помимо этого, Сухомлинова публично обвиняют в попустительстве иностранному шпионажу, что, однако, не мешает ему сохранять свой пост. Главной мишенью, на которой фокусируется весь гнев либеральной общественности, становится личность подозреваемого в хлыстовской ереси Г.Е.Распутина, приобретшего огромное влияние при дворе «православного Государя». М.В.Родзянко прямо связывал с роковым влиянием Распутина не только «начало разложения русской общественности, па­ление престижа царской власти и обаяния самой личности царя», но даже «начало русской революции». Распутина, сумевшего убедить царскую чету в том, что от него зави­сит здоровье наследника, страдающего гемофилией, а рав­ным образом и судьба династии в целом, — оппозицион­ная общественность открыто уличает в грубом разврате и использовании царского авторитета в корыстных целях. В оппозиционном ключе начинают все активнее высказы­ваться не только радикалы, но и традиционно лояльные октябристы, а также значительная часть националистов.

Выборам в IV Государственную думу предшествовало массированное давление крайне правых на Николая II, имеющее целью побудить императора к государственному перевороту и упразднению законодательного представи­тельства в России. Аналогичный проект уже после созыва IV Думы разрабатывал министр внутренних дел Н.А.Маклаков (брат кадета В.А.Маклакова). Проект Маклакова вы­жал сочувствие Николая П, однако остался без последст­вий. Параллельно разрабатывался план создания «фиоле­товой» Думы, включающей в свой состав около 150 заве­домо послушных правительству священников. Данный проект встретил решительное сопротивление прежде всего СО стороны дворянской части избирателей и также остался нереализованным. В ходе выборов правительство стреми­лось не допустить избрания представителей либеральной ОППОЗИЦИИ.

В IV Думе, созванной в ноябре 1912 г., существенно усилились фланги при резком ослаблении позиций центра: 65 крайне правых, 88 националистов и 33 представителя Партии «центра» составили правое крыло; 48 прогрессис­тов, 59 кадетов, 9 трудовиков, 15 социал-демократов, а также более 20 членов национальных фракций представляли в Думе левую оппозицию. Октябристов было избра­но 98. Поражение Союза 17 октября явилось следствием разочарования значительной части поместного дворянства, а также городской буржуазии в политике умеренного кон­ституционализма, отстаиваемого октябристами.

С самого начала работ IV Думы стало ясно, что по срав­нению с 1907 г. в структуре правительственной власти произошли существенные изменения. Фактически больше не существовало объединенного Совета Министров. Премь­ер-министр Коковцов не контролировал положение дел в своем кабинете, ни о какой программе правительственных реформ при таких условиях речь идти не могла. Коковцов перманентно конфликтовал с Маклаковым по вопросам внутренней политики, с Сухомлиновым по военным, бюд­жетным вопросам, с главноуправляющим земледелием и землеустройством А.В.Кривошеиным по поводу усиления финансовой помощи аграрному сектору, что грозило, по мнению Коковцова, поколебать устойчивость русской ва­люты. В начале 1914 г. Коковцов был заменен на посту Председателя Совета Министров И.Л.Горемыкиным, а на посту Министра финансов — единомышленником Кривошеина П.Л.Барком.

В условиях неспособности правительства к проведению даже самого умеренного реформаторского курса и явного стремления маклаковского МВД к проведению жесткой ан­тилиберальной политики, центральные фракции Государ­ственной думы оказались не в состоянии сплотиться и вы­работать определенную позицию в отношении исполни­тельной власти. Не решаясь перейти в оппозицию, умерен­ные консерваторы, так же, как и радикалы, вынуждены были подвергать правительство критике за бездействие и злоупотребления. Из инструмента, призванного примирять власть и общество, третьеиюньская Государственная дума постепенно превращалась в один из основных факторов внутриполитической нестабильности, существенно уско­рявший политический и социальный взрыв. По словам прогрессиста кн. С.П.Мансырева, эпоха IV Государствен­ной думы явилась «подготовительным периодом к... смут­ному времени в России».

К исходу предвоенного времени созданный Столыпи­ным политический режим, который должен был позволить провести модернизацию в России в условиях относитель­ного внутриполитического перемирия, стал быстро разла­гаться. Вступая при таких условиях в глобальный военный конфликт, в котором участвовали самые мощные державы, российское самодержавие почти не оставляло себе шансов на историческое выживание. Накануне войны и Витте, и консерватор П.Н.Дурново предупреждали императора о не­готовности страны к войне. Дурново считал, что в случае войны Россию ожидает социальная революция и «беспро­светная анархия, исход которой не поддается даже предви­дению». Однако начало войны мало зависело от стремления царя.

 

Подобные материалы:

Кризис 80-х годов.
Опричнина и Ливонская война повлекли за собой тяжёлыми последствиями: разорение деревень и городов, разбегающиеся крестьяне. Застой, проявившийся в экономике страны в 1560-х годах, усугубился в 1570-х годах эпидемией чумы, неурожаями. Рос ...

Развитие феодальной экономики Западной Европы в XI – XV вв.
Аграрная экономика. Определяющим фактором развития экономики Западной Европы в XI—XIII вв. было окончательное утверждение феодального поместья в качестве главной организующей основы общества. В X в(. владельцы крупных поместий (герцоги, г ...

Исход крестьян из деревни
Во время голода 1946–1947 гг. уход крестьянского люда из деревни усилился. В дальнейшем этот процесс нарастал и систематически подхлестывался непопулярными новациями, исходившими от правительства. С одной стороны, оно стремилось заставить ...